Лидер «Справедливой России» Сергей Миронов поговорил с «Огоньком» о текущем моменте
Лидер фракции «Справедливая Россия» в Госдуме Сергей Миронов ответил на вопросы «Огонька» о конституционных поправках, перспективах роспуска Госдумы и отношениях с «Единой Россией».
— Сергей Михайлович, столько лет твердили, что Основной закон править не надо, и вдруг такие перемены! К чему была спешка?
— В России всегда все случается внезапно и резко. Но спешкой я бы это не назвал, скорее, оперативностью. Меня таковая устраивала: «Справедливая Россия» была единственной партией, выступавшей за досрочные выборы в Госдуму. «Единая Россия» в лице Александра Карелина выступила было с такой инициативой, но потом испугалась. Коммунисты изначально не хотели досрочных выборов, ЛДПР колебалась.
— При чем тут выборы?
— Это было бы логично. Раз уж пошли перемены — ушел Дмитрий Медведев, принимаем поправки в Конституцию, то надо бы «уйти» и «Единую Россию». По крайней мере, стоило попробовать.
Если в этом году переизбрать депутатов, то что-то мне подсказывает, что единороссы не набрали бы такого оглушительного большинства. Уверен, что «Справедливая Россия» увеличила бы численность в Думе, хотя лидирующая позиция ЕР наверняка сохранилась бы. Согласно нашей социологии, примерно 30 процентов электората прочно ассоциируют стабильность в стране с партией власти. Весь вопрос в том, что думают остальные 70 процентов...
Уверен, что из новых партий в будущей Думе не появится никто — ни при досрочных выборах, ни в ситуации, если они пройдут в срок. Все потому, что в законе о выборах прописаны необходимые для этого условия и такие партии просто не в состоянии их реализовать. Так что следует рассчитывать на имеющийся «парламентский набор» — передел мандатов будет идти между ними. И боязливость единороссов, отказавшихся от досрочного голосования, может сыграть только против них. В ЕР убеждены, что раз россияне не вышли на улицы протестовать, например, против повышения пенсионного возраста, то все приняли реформу и смирились. Да, таких уличных протестов, какие были во Франции, мы в Москве или Питере не увидели, но это не значит, что люди довольны. Никто ничего не простил, не смирился и не забыл. И с каждым месяцем недовольных становится только больше, потому что множится число тех, кто должен был бы уйти на пенсию по старым нормам. А сейчас — облом обломович! И ладно бы эти люди получали зарплату и трудились дальше, так ведь многих уже уволили. Все обещания власти следить и наказывать работодателей-нарушителей — пустые разговоры. И чем больше становится недовольных сложившимся положением дел, тем меньше поддержка партии власти, и «стабильные» 30 процентов потихоньку начинают таять. Как знать, что будет через год, когда число недовольных еще вырастет?
Так что досрочные выборы, может, были бы выгодны самой партии власти. Да это было бы и правильно, чтобы положения измененной Конституции реализовывали уже другие люди. И в этой связи такая оперативность с принятием поправок меня, как лидера фракции, устраивала. Но вопрос закрыли...
— Неужели окончательно?
— Думаю, что да. Хотя, конечно, ничего исключать нельзя. Так что, если ветер переменится, я готов. Но что-то мне подсказывает, что раз такое решение принято, то его уже не изменят, потому что в противном случае создастся впечатление, что власть шарахается.
Думаю, что окончательно все точки над «i» будут расставлены после 22 апреля: решение может быть скорректировано в увязке с тем, как пройдет народное голосование.
Если будет хорошая явка и большинство населения поддержит поправки — одна ситуация, если все с точностью до наоборот — другая. Кстати, шансы на то, что люди поддержат принятые поправки, неплохие. Социальные гарантии нужны давно, хотя соглашусь, что можно было бы добиться их принятия и без внесения поправок в Конституцию — посредством изменений законов. Можно было бы сделать поправки и более объемными, например, как предлагала «Справедливая Россия», распространить индексацию пенсий и на работающих пенсионеров. Но коль скоро пошли путем принятия поправок в Конституцию, то, может, оно и к лучшему: теперь власть не сможет отказаться от заявленного. Что ж, все меняется, и довольно стремительно. Как я слышал, уже идут разговоры о том, как в нынешних условиях организовать голосование 22 апреля. То есть обсуждается возможность переноса даты голосования. Сложность в том, что в принятых нами поправках заложен точный срок проведения голосования — месяц с момента подписания их президентом. То есть 22 апреля — это почти крайний срок.
— Так явка в нынешней ситуации, получается, будет показателем страха перед коронавирусом, а не одобрения действий власти...
— В том-то все и дело! И по мне, так лучше бы голосование перенести, но как в этом случае быть с правовой нормой по срокам, которую мы включили?
— Но если референдума не будет, поправки вступят в силу?
— Во-первых, это не референдум, а народное голосование. Власть, опасаясь референдумов, в свое время усложнила процедуру, так что прибегнуть к ней теперь не представляется возможным. Все же у нас законы чаще всего пишутся под конкретную ситуацию. Закон о референдуме принимали в эпоху активных социальных протестов и намудрили так, что сегодня к этой норме трудно подступиться. Так что на 22 апреля планируется «народное голосование». Во-вторых, президент уже высказался по этому поводу, заявив, что окончательно поправки в Конституцию вступят в силу только после голосования. Без голосования теперь не обойтись.
— Зачем же так сложно? В самой Конституции прописана процедура, в которой голосования нет и в помине!
— Хороший вопрос! Почему в 2014 году можно было вносить изменения в Основной закон по имеющейся процедуре, а повторить этот путь на сей раз было нельзя? Дума, Совет Федерации, регионы и подпись президента. Но Владимир Путин захотел, чтобы люди сказали свое слово. Причем такое решение было принято еще до того, как свою замечательную поправку внесла Валентина Терешкова. Я не иронизирую, а искренне считаю возможность обнуления сроков Путина правильной идеей. Таким образом, мы ликвидировали возможность для нынешнего президента четыре года быть «хромой уткой» для внешних визави, а что еще важнее — для внутренних. Я прекрасно осведомлен о происходящем и убежден, что это было необходимо. Плюс мы дали карт-бланш Путину для 2024 года – он может как остаться, так и уйти. Как он воспользуется шансом, мне неведомо, думаю, это будет зависеть от ситуации. Главное, что до этого момента все броуновское движение в окружении президента, те силы, что уже начали подковерную борьбу за власть, успокоились. Все равно что прозвучал приказ «отбой!» или «всем не волноваться!». Особенно не следует волноваться нашим визави за рубежом, которые уже потирали руки и мечтали о том, чем они тут займутся. Так что на ближайшие четыре года — один из самых непростых периодов в отечественной истории — мы получили передышку.
Не знаю, кто бы, кроме Путина, справился в такой ситуации. Для меня показателем стали переговоры с Реджепом Эрдоганом, когда президент России за семь часов отвел мир от угрозы войны. Все же Турция — член блока НАТО, и чем бы могло завершиться дальнейшее нагнетание ситуации, один Бог ведает. Кстати, если о «поправке Карелина» по части досрочных выборов в Думу я был осведомлен, то еще накануне второго чтения о предложении Терешковой мне было неведомо. Не буду лукавить, утром я уже знал, но все равно элемент неожиданности был.
— Поправка Терешковой вроде как придала системе столь нужную стабильность. К чему тогда было вносить в Конституцию поправки о Госсовете и Совбезе?
— Теперь есть шанс принять закон о Госсовете, раз такая структура появилась в Конституции. Впрочем, возможность не означает автоматическую реализацию: 27 лет у нас нет закона о Конституционном собрании и о Федеральном Собрании. Принципы работы Думы, система принятия законов, процесс выборов руководства палаты — все это прописано только в регламенте Думы, закона как не было, так и нет. И это плохо, потому что переделать думский регламент — не то же самое, что изменить федеральный конституционный закон. В прошлом созыве мы могли менять регламент по принципу: с утра решили, к обеду изменили.
Разве можно оставлять одну из ветвей власти в таком подвешенном состоянии, да еще и на столь долгий срок? «Справедливая Россия» в свое время вносила законопроект о Федеральном Собрании, предлагая прописать в нем права фракции не только большинства, но и меньшинства, чтобы у первых не возникало желания совсем зажать оппозицию. Понятно, что фильтр ЕР наш проект не прошел. В том, что сегодня нам позволено высказываться и наше мнение учитывается — в этом личная заслуга Володина. Будь на его месте кто-то другой, мы бы имели иной расклад внутри Думы. Но разве это правильно?
— Чем станет Госсовет?
— Это хорошая структура, куда входят губернаторы, главы фракций и палат парламента, члены правительства.
Там готовятся качественные материалы, идет толковое обсуждение, так что многие нерешенные вопросы получают в итоге решение. Это своего рода аналог Новгородского вече.
Тот же принцип — уж коли принято решение, так тому и быть, а уж по деталям его реализации «князья» могут потом спорить хоть до хрипоты.
— Больше напоминает Боярскую думу...
— Последняя не имела таких полномочий, как Госсовет. Боярская дума судила-рядила, но последнее слово всегда оставалось за царем, который мог, как Петр Первый, приказать стричь бороды или разогнать их всех за ненадобностью. То ли дело вече...
— Даже не хочется вспоминать, как поступили с Новгородом, его вече и колоколом Иван III и Иван IV. Госсовет все чаще отождествляют с казахстанским вариантом трансфера власти…
— Не думаю, что России следует использовать чей-либо опыт по трансферу власти. Мы сами с усами. А уж опыт Казахстана лично мне не нравится вовсе. Убежден, что Госсовет и Совет безопасности помогут произвести такой трансфер. Я 10 лет был членом Совбеза — это весьма действенная и крайне необходимая структура, в еженедельном режиме принимающая решения для президента. Там специалисты высокого уровня. Министр обороны, прекрасно знающий угрозы и возможности им противостоять, главы МИД и МЧС, министр внутренних дел, держащий руку на пульсе общества, спикеры обеих палат, главы внешней разведки и ФСБ…
По любому вопросу всегда есть исчерпывающая информация. Я не раз говорил, что это настолько дееспособный рабочий орган, в отличие от многочисленны полупустых структур, где сплошная «говорильня», что его требуется задействовать постоянно. Совбез — это своего рода хакатон (форум для разработчиков.— «О») по вопросам безопасности, который может заседать, когда нужно, и по шесть-семь часов, пока не подберет нужного варианта решения. Президент нас и не отпускал, пока за решение не голосовало большинство. Были моменты, когда голоса членов Совбеза делились поровну, и тогда Путин делал перерыв, и потом обсуждение возобновлялось, вплоть до того, пока часть заседавших не изменяла мнение.
— 170 поправок. Почему было не принять новую Конституцию? Или пойти путем принятия поправок в законы?
— Думаю, что в Кремле уже не раз пожалели, что мы так и не приняли закон о Конституционном собрании. По уму за такой срок — почти 30 лет — нужно было более масштабно менять Конституцию. Лично я убежден, что, например, требуется вернуть государственную идеологию в статью 13 Основного закона, фиксирующую ее отмену. Никто не говорит об обязательной идеологии, которую бы навязывали гражданам, но у государства таковая должна быть. С ней можно быть несогласным, но без идеологии нет и цели движения. Но коль скоро нет закона о Конституционном собрании, то вносить правки в первые главы Основного закона не представляется возможным. В результате мы вставляли пассаж про традиционную семью в статью 69. Мне такая поправка сама по себе импонировала, но я все думал: куда же ее поместят? По уму-то она должна быть в первой главе. А без Конституционного собрания или референдума ни поправки в начальные разделы, ни принятие новой Конституции невозможно.
— Запуская процесс, Кремль обещал уравновесить ветви власти. Это явно не удалось: президентские полномочия перевешивают все остальные вместе взятые. Как же так?
— Перераспределение есть. Госдуме перепало то, за что она давно выступала,— назначение премьера и министров. То, что в России отсутствуют даже элементы парламентской республики, я это только приветствую. Считаю, что для России, по крайней мере в ближайшие несколько десятилетий, приемлемой видится только такая форма правления, как президентская республика. Дальше видно будет. Считаю, что новыми поправками в Основной закон, что называется, «расставили вешки», позволяющие обходиться без разгона парламента или правительства. Нужного консенсуса властей можно будет достичь менее радикальными мерами, у президента на то есть все нужные рычаги.
— А если это будет не Путин?
— У его сменщика в руках окажется сложный механизм, которым еще надо будет учиться управлять. Но хорошо, что у президента, кем бы он ни был, в такой ситуации будет возможность проводить свою политику, не добиваясь всякий раз соглашения с парламентом или правительством. Нужна некоторая свобода рук. И подавляющее большинство изменений в Конституцию проводились не под конкретную личность, а под институты власти, поэтому были заложены всевозможные «прокладки», система сдержек и противовесов, чтобы полномочия ни одной из ветвей власти не могли бы быть проигнорированы. Скажем, президент не сможет своим указом провести нужную ему кандидатуру премьера и министров, если Дума наотрез откажется их утверждать. Со времен Ельцина такое было возможно, по новым поправкам — нет. И доводить до роспуска Думы становится бессмысленно.
— Что самое важное из того, что было принято?
— Социальный блок, прежде всего индексация пенсий и поправка про историческую память. К появлению в Конституции Бога я отношусь спокойно, считая эту поправку неким объединяющим Высшим началом (для мусульман это будет Аллах, для буддистов – Будда), а вот норма о культуре — это важно, это — базис. С ним можно двигаться и дальше.